О новых процессах в украинском искусстве

Отечественная арт-среда преодолевает свою родовую проблему — закрытость и аутичность.

На вопросы «k:» ответила искусствовед, преподаватель Национальной академии изобразительного искусства и архитектуры Ольга Балашова.

На каких площадках сегодня происходят самые важные художественные процессы?

У нас есть художественная сцена, освещенная ярким софитом (PinchukArtCentre, «Мыстецький арсенал» и др.). От художников, которые на ней присутствуют, мы ждем каких-то выразительных жестов, громких проектов. Но, мне кажется, самые интересные и важные процессы стали происходить сегодня не на этой территории, а в лабораторных условиях.

В этих процессах можно выделить два вектора. Первый касается конструирования новой украинской идентичности, налаживания общественного диалога, принятия того факта, что украинский народ является не однородной средой, а сложным мультикультурным образованием, суммой регионов, и никто не знает, как сшить их вместе. Эти, казалось бы, очевидные факты мы не осознавали до последних событий. По сути, украинцы не привыкли к различиям, к тому, что можно по‑разному мыслить собственную культуру, наполнять разными смыслами понятия «Украина» или «украинец». Потребовалась совершенно уникальная ситуация, чтобы проявить нам эти расхождения. Но справляться с ними мы еще не научились. Здесь художники и видят центральную точку для приложения своих сил — учить диалогу, учить слышать собеседника, конструировать ситуации, в которых можно оттачивать эти навыки.

Кого из художников вы могли бы отметить в этом контексте?

Например, Алевтину Кахидзе. С одной стороны, она навлекла на себя проклятие художественной среды, участвуя в «Манифеста 10» (юбилейная биеннале современного искусства в Санкт-Петербурге, которую украинское арт-сообщество решило бойкотировать. — Ред.). С другой стороны, она постоянно создает пространства для диалога, в том числе используя площадку Манифесты, пересказывая и комментируя события, происходившие и происходящие на востоке страны, через призму взглядов, идей и опыта своей мамы, живущей в Ждановке. Алевтина транслирует эти смыслы, провоцирует дискуссию.

А каков второй вектор?

Он связан с запросом на открытие неизвестных страниц истории украинского искусства и украинской культуры в целом. У нас остаются неосвещенными целые культурные пласты — например, творчество художников-шестидесятников. Выставка Анатолия Сумара в Национальном художественном музее, безусловно, попадает в это направление. Это конструирование настоящего путем открытия неожиданного прошлого, персоналий и феноменов, которые были скрыты от нас под пылью времени.

Наблюдается ли отказ от привычных художественных средств?

Нужно понимать, что искусство сегодня ушло из сферы чистой репрезентации. То, что находится «в софитах», как раз из этой сферы: картины, инсталляции — проще говоря, готовые объекты, комментирующие ситуацию. Современная же практика мирового искусства тяготеет к коммуникативности, к работе с сообществами и отдельными людьми. Многие проекты, освещавшие тему Майдана, были реакционными и неинтересными, так как не пошли по этому пути. Но был и проект «Листівки з Майдану» Владимира Кадыгроба и Катерины Тейлор. Он основан на рассказах людей, пострадавших во время зимних событий. Благодаря медиации художников они были услышаны большой аудиторией.

Произошли ли изменения во внутрицеховой коммуникации между художниками?

Надо сказать, что арт-среда преодолевает свою родовую проблему — закрытость и аутичность. Я говорю не только о налаживании межрегионального общения, но и о коммуникации между поколениями. Взять хотя бы Дениса Кравца. Он тяготеет к работе с материалом и декоративности, имеющими мало общего с магистральными тенденциями в искусстве. Поэтому он не мог найти себя, выпадал из художественной тусовки, пока не открыл для себя работы монументалистов Ады Рыбачук и Владимира Мельниченко. Благодаря этому он сумел выстроить свою творческую линию. Еще один пример взаимодействия между поколениями — проект ребят из «Открытой группы» с львовским художником Юрием Соколовым. Сегодня мы наблюдаем, как строятся новые профессиональные связи, протягиваются ниточки между прошлым и настоящим.

На фоне этих процессов мы наблюдаем расцвет «неошароварщины». Масс-маркет эксплуатирует орнаментику, культурных героев прошлого и т.д. Не помешает ли это поискам новой украинской идентичности?

Когда начинался Майдан, это было необходимо. Людям требовались простые вещи, чтобы обозначить свою личную борьбу, свою позицию. За двадцать три года мы так и не смогли предложить ничего другого. Примечательно, что подлинным смыслом наполнилась как раз не этническая, а государственная символика. Гимн и национальный флаг стали символами солидарности. Возможно, это знак того, что политическая идея украинской государственности наконец начинает брать верх над националистическим дискурсом.

Источник фото: М. Солодкий

Автор: Наталья Давыденко