Кто они - аскеты нашего времени?

Василий оставляет пост и великодушно соглашается провести экскурсию. Патруль милиции, весело раскручивая дубинки, посматривает в нашу сторону. Вася вытягивается по струнке и, щелкая рваными подошвами калош, отдает честь: «Служу Советскому Союзу!»

Мы начинаем экскурсию от фасада Ярославского вокзала. Мой гид, пожалуй, лучший для здешних мест, красноречиво блещет познаниями архитектуры и истории. Василий оказался крайне экстравагантной личностью. Он владел двумя языками. Русским академическим (возможно, в прошлой жизни он был учителем) и русским материалистическим (возможно, приобретенным в суровых реалиях настоящего). Его рассказы пестрили выражениями в духе «полукруглые пилоны со стилизованными крепостными башенками» и «Жорка-щипач, шило в бок, вчера десятку спёр».

Не менее удивительным для подобных мест было и то, что мой гид совсем не употреблял спиртного и табака. Особо Василий злился на курящих представительниц женского пола . Ненадолго оставив меня наедине с диктофоном, он подбежал к смолящей мадемуазель, присел перед ней на корточки, распахнул руки и выдал: «Ку!» Девушка поспешила скрыться, а Вася вернулся к экскурсионной программе. «Как в том фильме, да?» – обращаюсь к нему. «Курят, собаки!» – язвительно негодует борец за трезвость.

Современные аскеты бывают двух типов:

1. Аскет городского типа.
2. Аскет пустынного типа.

К первому относятся личности, выбравшие для себя путь отчуждения от цивилизации, находясь в ее непосредственном центре. Тогда как аскеза пустынного типа проявляется в отшельничестве и отказе от благ цивилизации за пределами населенных пунктов. К аскетам городского типа относятся бездомные, вольномыслящие художники, антиглобалисты, юродивые. А садху, старообрядцы, хиппи и Герман Стерлингов составляют аскетов пустынного типа.

В космическом масштабе Москва продолжала нестись с безумной скоростью на боку Земного шара, все дальше удаляясь от светила. Вечерняя прохлада вынудила нас с Василием зайти погреться внутрь вокзала. Личность собеседника все больше удивляла меня. Раньше, в Союзе, он был крупным ученым и занимался физикой. Но после распада Василий понял, что не желает жить в новом мире, и добровольно стал маргиналом. Сам он предпочитает термин «философ трех вокзалов» и всюду таскает с собой засаленный томик Даниила Андреева. На вопрос, что побудило его оставить цивилизацию, бывший физик ответил в лучших традициях школы естествоиспытания: «Ёшкин кот! Если уж чудить, то только здесь! Лучше быть честным вонючим бомжем , чем продажным, но чистым политиком!»

За этими словами стоял нерушимый маяк Васиной философии, освещающий весь его жизненный путь. Он посвятил меня в тонкости, разъяснил, насколько важно видеть жизнь и все вокруг как необыкновенный подарок, как чудо. Разработанные им лично «лингвистические стимулы» не совсем вязались с сильными материалистическими выражениями, но были крайне любопытны. Например, Василий говорил «звезда» вместо «Солнце» и «планета» вместо «Земля». Он считал, что таким образом человек сильнее осознает величие и уникальность объектов Солнечной Системы. Компьютер – венец прогресса, вода – элемент жизни, деньги и документы – бумажки, а человек – это инопланетянин.

Ведь действительно, если представить, что мы и есть раса пришельцев, строящая цивилизацию на некой третьей планете от средней звезды – можно ощутить всю магию и величие происходящего. Особо стоит отметить, Вася часто заменял слово жизнь на основной термин своего учения. Чудить – это жить. Он говорил: «Мое чудо круто изменилось в 90-е годы , сейчас мое чудо тут, на площади трех вокзалов».

Не все в этом мире руководствуются светлой философией, выбирая дорогу аскезы. Для многих это путь бесконечных сражений, путь протеста. Городские аскеты города Лондона, относящие себя к лагерю борцов с глобализацией, месяцами живут на лужайке перед зданием парламента. Добрые люди приносят еду и одежду к палаткам отшельников. Это наглядный пример ухода из цивилизации без непосредственного ухода из нее. Первооткрывателем можно считать римского императора Диоклетиана. В IV в н.э. он оставил трон и до конца жизни был затворником в садах собственного имения. Его неоднократно просили вернуться к власти, на что Диоклетиан отвечал: «Как можно мне предлагать такое? Неужели вы не видите, какая прекрасная капуста растет в моих садах?»

В отличие от Василия и Диоклетиана, большинству из тех, кто покидает Вавилон, импонируют малозаселенные, порою необитаемые места. Дауншифтинг становится все более распространенным явлением. Сгорающие на работе люди, хронический дальтонизм рутины и почти забытые амбиции юношества подталкивают нас к аскезе. Тенденция времени – это интенсивная добыча денег до середины третьего десятка, с целью провести оставшиеся годы на солнечном Гоа или на райском острове Таиланда. Конечно, зачастую идеология и духовные поиски не стоят первыми пунктами в списке дел этих людей. Формально подобное не считается уходом из цивилизации. Просто дауншифтер меняет комфортабельную столичную жизнь на не менее цивилизованную обстановку побережья Индии. И лишь единицы, ведомые непреодолимым желанием познать истину или разоблачить ложь, забираются в глухие сибирские дали и на ламах пытаются достичь Шамбалы.

Но даже они не вызывают уважения в глазах бронзовых сфинксов трех вокзалов. Вася с негодованием морщится и плюется: «Можно бежать хоть на Северный Полюс, хоть в Австралию, но так и не понять, что жизнь – это величайшее чудо! И это чудо, оно повсюду! Не нужны никакие бумажки, чтобы быть счастливым! В Союзе ни у кого их не было, но все инопланетяне были счастливы!»

Я предложил своему жизнелюбивому другу выпустить философский труд и пообещал содействие. Василию эта идея очень понравилась, и он сразу придумал рабочее название: ««Моё чудо»... или нет, вот так – «Религия вокзала», автор – «Гламурный персонаж»». Такой вот псевдоним решил взять себе философ улиц, вконец зазвездившийся от пристального внимания прессы.

Мы долго и живо разговаривали до позднего вечера. Периодически к нам подходили веселые патрули, бабушки со стеклотарой и Васины приятели, зигзагом несущие крест городской аскезы. Все они хорошо знали местного Шопенгауэра и частенько просили его помочь решить «проблемы с чудом».

И мы попрощались, я – с целиком набитой памятью на диктофоне, и он – целиком набитый памятью о советском счастье. Я обхватил поручень вагона и под весом впечатлений погрузился в дрему. Он обхватил горячую трубу теплотрассы и заснул в приятных размышлениях о собственной книге. Завтра он напишет первую главу, испугает курильщицу и растворится в привокзальной толпе, проповедуя свое учение. Завтра в мою жизнь ворвутся бизнес-планы, операторы сотовой связи, Google, и я снова растворюсь в цивилизации.

«И кто же из нас нищий? Кто свободен и по-настоящему счастлив?..» Я, как собака все понимающий, но не способный изменить даже собственную жизнь. Или он, как собака пахнущий, но свободный кричать о несправедливости на каждом шагу.